nom oblige

Новость очень устарела, ещё от 2012 года, но для меня это стало настоящим откровением. Слово «золотарь» приобрело новое значение.

Привыкших к роскоши людей трудно чем-то удивить, но ритейлеру Citizen это, похоже, удалось. Американская компания запустила в продажу коробочки с таблетками, содержащими золото в 24 карата.

Эти желтые капсулы в 2 см длиной продаются по $425 за упаковку из трех штук. Достаточно проглотить таблетки, чтобы ваши экскременты, вроде бы являющиеся совершенно бесполезными вторичным продуктом, от которого принято немедленно избавляться, сразу станут драгоценными. Ведь они будут декорированы металлом, ради которого люди убивают друг друга уже несколько тысячелетий.

Эти золотые таблетки придумал дизайнер из Нью-Йорка Тоби Вонг вместе со своим партнером Кеном Кортни. Впервые золотые капсулы были выпущены еще в 2005 году, как часть линейки для состоятельных людей, желающих себя побаловать. Тогда эти таблетки преподносились как арт-проект, показывающий постоянно растущий рынок роскоши на планете, где почти половина населения все еще недоедает. Но проект оказался удивительно успешным коммерчески — продажи растут, а вместе с ними и цены на таблетки.

На цыпочках подкравшись к себе, я позвонил и убежал
Егор Летов

Овцы хотят есть. Больше им ничего не надо. И одного этого желания достаточно для того, чтобы уничтожить мир. Он не сгорит в ядерном пламени, не замёрзнет под глобальным ледником, не схлопнется в смертельных объятьях с антимиром и даже не загнётся от триеровской меланхолии — мир сожрут овцы с Уолл-стрит. Овцы в волчьих шкурах.

О, это очень хитрые и очень крутые овцы. Овцы-пройдохи. Овцы-гении. Они воют по-волчьи, огрызаются на собак, запрыгивают на волчиц и воспитывают волчат. Они даже отрастили себе клыки и заточили когти, чтобы начать охоту на других овец, тех, что попроще. Но всё равно они остались овцами, которые знают лишь одно – они хотят есть.

Овцы не думают о последствиях. Овцы не помнят об ответственности. Овцы не знают о морали. Перед ними стоит одна задача — заполнить бесконечную внутреннюю пустоту. Овцы никогда не заглядывают внутрь себя, им страшно провалиться в эту пропасть и там сгинуть. Ведь оттуда нет возврата. Они это точно знают, потому что зашвыривают в себя огромными кусками окружающее пространство, в надежде успокоить живущего внутри демона. Они наблюдают, как оторванное бесследно исчезает в чёрном зёве бездонной шахты. Они считают секунды, в надежде услышать всплеск или грохот упавшего на дно приношения, но тщётно – это падение бесконечно.

Эдуард Голубев пишет о ленинградском некрореализме — искусстве последних времен умирающего государства.

Лесные оборотни забивают насмерть моряка в заснеженном лесу. Стая мертвецов уродует случайного прохожего, превращая его в ком парного мяса. Несчастный герой убивает себя на качелях, а за неизлечимо больными из ночи наблюдают окоченевшие духи летчиков-самоубийц. Кажется, что такие сюжеты в советском — чересчур академическом и закрепощенном — кино были невозможны. Но в конце восьмидесятых немногочисленные зрители впервые познакомились с ленинградским некрореализмом. С дешевой любительской пленки на советского человека посмотрела уродливая сатира на его непростую жизнь. Впервые в кино СССР смешались смерть, жестокость, зомби-хоррор и киноавангард.

10 ноября 1982 года, после долгой болезни, ставшей частью скучной обыденности, скончался Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Кремлевскому колумбарию передали не только тело вождя-геронта, но и саму веру в бессмертие советского строя. Впервые за долгие годы огромная страна, жившая в застойно-пьяном спокойствии, встретилась лицом к лицу с Танатосом.

Смерть стала идеологическим продолжением быта. Ее транслировали в прямом эфире по Центральному телевидению — за несколько лет страна похоронила трех генсеков, ряд видных министров и последних героев гражданской войны. Она прибывала в цинковых гробах из Афганистана, утаскивала на Ваганьковское кладбище любимых артистов. Казалось, что умирают не люди, а вся советская махина: ее армия, ее заводы и электростанции, театр и кино.

Написанный в начале шестидесятых годов сатирический роман «Сговор остолопов» о приключениях выпускника философского факультета Игнациуса Райлли, лентяя, обжоры, фантазера и традиционалиста, придумывающего фантасмагорические проекты переустройства общества, принес его создателю, американскому писателю Джону Кеннеди Тулу, посмертную славу и Пулитцеровскую премию. В России эта книга, впервые переведенная и изданная «Эксмо» еще в 2003 году и выдержавшая с тех пор несколько переизданий, по каким-то причинам до сих пор так и не приобрела статуса влиятельной классики, хотя отечественные гуманитарии могли бы узнать себя в гротескных чертах ее героя с не меньшей точностью, чем студенты Гарварда или Йеля. В рамках рубрики «Хорошие старые книги, которые никто не читал» Роман Королев рассказывает об этом упоительно смешном произведении и трагической судьбе его автора.

Когда на свете появляется истинный гений, вы можете узнать его вот по этому признаку: все остолопы вступают против него в сговор.
Джонатан Свифт. «Мысли по различным поводам, как поучительным, так и забавным»

«Верю ли я тому тотальному извращению, коему становлюсь свидетелем?»

Специалист в области средневековой философии из Нового Орлеана Игнациус Райлли тучен, малоподвижен, высокомерен и, разменяв четвертый десяток лет, продолжает жить в одной квартире с матерью, находясь на ее иждивении. Его академическая карьера оборвалась в день, когда Игнациус бумажным дождем разбросал из окна своей комнаты в преподавательском общежитии контрольные работы прямо на головы студентов, собравшихся на импровизированный митинг с требованиями наконец их проверить.

С выходом «Манка» Дэвида Финчера (с 4 декабря на Netflix) всем неизбежно пришлось вернуться к эпохальному и скандальному тексту Полин Кейл «Воспитание Кейна», в котором рассматривается проблема авторства «Гражданина Кейна». О том, стоит ли безоглядно доверяться оптике Полин Кейл, рассказывает Инна Кушнарева.

1.

В 1971 году Полина Кейл была, если не на вершине славы, то близка к ней. Она уже четыре сезона отработала штатным кинокритиком в «Нью-Йоркере», считаясь самым влиятельным кинокритиком Америки и получая профессиональные награды наравне с такими мастодонтами журналистики, как Уолтер Кронкайт. В феврале 1971 года в двух номерах журнала вышла ее фундаментальная статья о «Гражданине Кейне» Орсона Уэллса, готовившаяся несколько лет.

История началась с того, что издательство Bantam Books задумало выпустить сценарий «Гражданина Кейна», предложив Кейл написать вводную статью. В сентябре 1968 года, получив от издательства аванс, Кейл засела за статью. По контракту она оставляла за собой право первой публикации в «Нью-Йоркере».

В канун наступающего 2021 года и январского корпоративного отпуска генеральный директор ПАО «КАМАЗ» Сергей Когогин обратился к работникам компании с речью.

Новый фильм Томаса Винтерберга «Еще по одной» так или иначе вписывается в длинную череду киноработ, посвященных напряженным отношениям скандинавских мужчин с алкоголем. (Отечественному зрителю тут уместно было бы вспомнить «За спичками» Леонида Гайдая).

Мадс Миккельсен играет немолодого учителя истории по имени Мартин, самым наглядным образом переживающего все положенные кризисы: возрастной, семейный, профессиональный, мужской. Однажды вечером за безупречно гастрономическим ужином (водка, черная икра, бургундское Domaine Jerome Chezeaux 2011 года) он с тремя такими же педагогическими товарищами решает поставить эксперимент — а что если начать пить, причем каждый день, причем исключительно в рабочее время? Сомнительной затее находится научное обоснование — якобы норвежский психиатр Финн Скордеруд выдвинул идею о том, что человеческому организму хронически не хватает 0,5 промилле, а присутствие этого, как выразились бы истинные пьяницы, «полтоса», не только желательно, но и жизненно обусловлено. Что ж, эту нехитрую идею еще до рождения норвежского специалиста, но в чуть более афористичной форме высказывал Хамфри Богарт: «Беда этого мира состоит в том, что мы опережаем его на три рюмки».

Тело — виртуальный конструкт, содержащий в себе порталы в свои альтернативы, нейтральность невозможна, а в зуме у нас ангелические тела. Не верите? Читайте интервью с доктором философских наук Марией Рахманиновой, автором книги «Власть и тело».

— Расскажите, что именно является предметом вашего исследования и каков его материал? Петр Рябов в предисловии к книге пишет, что власть, как правило, исследуется в рамках либо социологии, либо политологии, либо истории, либо психологии, вы же пытаетесь повернуть проблему в иное русло.

— Мы часто встречаем слово «власть» в СМИ, используем его в повседневной речи, в академических и философских текстах, но нигде толком не объясняется, что это такое. Даже Мишель Фуко в своих работах исходит из того, что власть — самоочевидное понятие. Это странно, потому что все знают, сколько оттенков может быть у самого привычного слова. Мы понимаем, что правительственная власть — это одно, патриархальная или колониальная — другое, власть в отношениях, как источник манипуляции, — нечто третье. Но мы редко пытаемся проблематизировать само это понятие.

Мне хотелось разобраться в том, что же такое власть, и я обратилась к традиции использования этого термина. Большая часть того, что мы знаем о власти (по крайней мере, с точки зрения ее основных определений), носит исключительно технический характер. В основном все эти определения даются людьми, защищающими власть. Я попыталась посмотреть, есть ли различие между этой позицией и той, которую мы можем занять, если не намерены оправдывать существование власти.

Я уверена, что другая перспектива возможна. Собственно, тот дискурс, с которым работаю я, — левый, точнее, анархистский, акратический (дословно: безвластный) — в большей степени обращается к вопросу о том, что такое власть на разных исторических этапах. Я опиралась на материал как критической, так и апологетической традиций осмысления власти, то есть использовала не только левые, но и правые источники. Но я разграничиваю их: это важно и методологически, и концептуально.